В отношении неправославных направлений в христианстве уже было сказано много и написано богопросвещёнными мужами Церкви с обличением их заблуждений и отступлений от Православия. Эти обличения касались обычно каких-то конкретных частных искажений христианской веры или нарушений строя богослужебной, мистической, нравственной жизни христовой Церкви. Обычно такие обличения вызывают ответные возражения и взаимные обвинения. Сколь бы ни были они несостоятельны с точки зрения Православия, возникают долгие, часто бесплодные, споры, в которых одной стороне не удаётся убедить другую. Одна из причин этого - относительность частных аргументов по тому или иному конкретному вопросу.

Избежать этого увязания в относительности частных аргументов можно в том случае, если имеется целостная картина христианского мира, охватывающая все конфессии как возможные проявления религиозной жизни с учётом всех возможных ошибок и греховных отклонений от истинной церковности.

Каждое исповедание нашло бы в этой картине своё место, которым и определялись бы его духовная качественность и его основные свойства. Можно провести аналогию с периодической системой элементов в химии, где благодаря внутренней закономерности однозначно определено место каждого химического элемента среди других и этим местом обозначены его свойства. Конечно, дух человеческий свободен, какая-либо из возможностей отклонения, отпадения от Церкви может не реализоваться, и благо, если так, но её принципиальная возможность может и должна быть столь же ясно определена в общей картине, как и границы истины церковности.

Понятно, что целостное экклезиологическое видение должно основываться на самых основах христианской веры, иначе вся картина не будет иметь безусловного характера. Так ставя задачу разрешения экклезиологических проблем, мы приходим к необходимости в экклезиологическом плане того "цельного знания", объединяющего основы веры и всё многообразие человеческого опыта, о котором говорили ещё славянофилы и которое стало затем главной задачей выдающихся русских религиозных мыслителей, начиная с Владимира Соловьёва.

Возможно ли в принципе целостное знание? Простой верующий православный человек с его стремлением к освящению, воцерковлению всех без исключения сторон своей жизни в этом, конечно, никогда не сомневался. Не сомневались в этом и русские религиозные философы, которые пытались прокладывать собственные пути к основам цельного знания, хотя их попытки и не увенчались успехом. (Но о причинах этого нужно говорить отдельно).

Исследование Священного Предания, святоотеческой традиции показывает, что цельное знание может быть построено только на православном учении об иконности тварного мира, то есть в соответствии его образов высшим Божественным Первообразам. Это учение связано с именами таких стоиков Православия как Дионисий Ареопагит, Великие Каппадокийцы, Макcим исповедник. Высшими Первообразами человека, Церкви и всего тварного мира согласно православному учению являются Бог - Святая Троица и Господь Иисус Христос, соединивший в своей ипостаси Божественную и тварную природы. Иными словами всё в тварном мире - и человек, и Церковь, и общество, и мир ангельский, и мир космический, - всё или есть или призвано быть в свою меру иконой Господа Иисуса Христа. Следует только помнить, что в падшем и несовершенном мире эти иконы не только могут быть замутнены, но и неверны, другими словами еретичны.

Отделить истинный образ твари от еретичного, больного, греховного, погибающего - вот важнейшая задача всякого знания о тварном мире. Возникает она и при рассмотрении экклезиологических вопросов, в частности, отношения Православия и других неправославных исповеданий.

Обращаясь к экклезиологии, мы видим, что для объяснения многообразия существования различных христианских конфессий часто встречается так называемая "теория ветвей", основанная на протестантской доктрине о "невидимой церкви святых". По этой теории существует единая мистическая церковь, которая эмпирически проявляется в различных христианских конфессиях, ни одна из которых с единой церковью не отождествляется. Отсюда возникает задача объединения различных конфессий как равночестных "ветвей" - единой Церкви. В этом кредо экуменизма. Эта размытая протестантская экклезиология имела определённое влияние и на русскую религиозную мысль несмотря на отсутствие серьёзных богословских оснований и произвольность утверждений. В принципе эта концепция в Русской Церкви была преодолена после прп. Паисия Величковского, митрополита Филарета Московского, оптинских старцев и двух великих святителей Игнатия Брянчанинова и Феофана Затворника.

Однако некоторое влияние её оставалось, да и продолжает оставаться. Владимир Соловьёв попытался даже подвести под эту теорию богословское основание. В его последней работе "Три разговора" православие, католицизм и протестантизм представлены как три ветви христианства, продолжающие духовное направление трёх апостолов: Петра, Иоанна и Павла. За этим угадывается образ Святой Троицы. Простота концепции возможно делает её для кого-то соблазнительной, но от этого она не становится верной. Соловьёв остро чувствовал иконность мира и церкви, в этом он прав, экклезиология должна быть иконичной. Но при этом нельзя забывать, что и здесь существует опасность для всякого отвлечённого идеализма, ибо мир во зле лежит. Часто образы его искажены грехом и несовершенством и не являются чистой иконой Божией. На это несомненно указывает отступление от вселенского Православия католицизма и протестантизма, что многократно обличалось духоносными Святыми отцами Православной Церкви. Игнорировать это - значит свидетельствовать недостаточность своей воцерковлённости. Итак, с учётом возможных искажений иконичности в духовной жизни человечества, попытаемся увидеть как в принципе может отражаться в экклезиологической жизни христианских народов образ Св. Троицы.

Согласно Православной вере Троица есть Единица, каждое лицо Св. Троицы имеет такое же единение с другим Лицом, как и с Самим Собой. Церковь выражает это единение термином "единосущие" по отношению к самосущным Ипостасям. Троица тождественна Единице. К такому же единению во образ Св. Троицы призваны и все христиане. Христос молится о всех верующих в него Своему Небесному Отцу: "Как Ты Отче во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино" (Ин., 17, 21). Такое единение не дано естественным образом, а задано - и возможно только во Христе, только в Церкви Христовой, только благодатью Божией как отображение совершенного образа Св. Троицы. Антиномия триединства недоступна ни для падшего рассудка, ни для естественной вне - церковной жизни. Только при воцерковлении разума и всей жизни она постижима и осуществима.

При попытке постичь божественную истину триединства невоцерковлённым рассудком возникают тринитарные ереси, а в христианской жизни при недостатке любви и благодати - разделения и расколы.

Каковы же эти рационалистические проекции антиномии триединства на плоскость невоцерковлённого рассудка и невоцерковлённой или расцерковлённой жизни? Нетрудно убедиться, что их может быть только три.

1. При антиномичности истины "Троица есть Единица" логике нашего рассудка вполне соответствует тождество "Единица есть Единица" и при этом для него нет никакой Троицы. Возникает утверждение, что есть только одна Божественная Ипостась и не может быть других, все другие объявлялись онтологически низшими. Эта тенденция рассудка наиболее полно выразилась в тринитарной ереси арианства, присутствовала она и в других тринитарных ересях: монархианстве, субордиционализме.

Той же болезнью непреображённого рассудка поражено и единобожие, отвергающее Св. Троицу у иудеев и мусульман.

Взглянем на церковную жизнь, отражающую образ Cв. Троицы. В православии этот образ жизни отражён чисто неискажённо в церковной сосборности, где первый среди равных иерарх - отражение отечества Небесного также член Собора Церковного, но никак не существующий над ним.

Экклезиологическое воплощение ереси произошло тогда, когда епископ Римского престола, первого среди сестёр - автокефальных церквей стал превозноситься над Вселенской церковной Соборностью, выделяя себя как исключительного наместника Христа на земле. Произошёл раскол, и римская Церковь отделилась от Соборной полноты Вселенского православия. Возник католицизм. Догматически католики исповедуют божественность всех Лиц Св. Троицы, но экклезиологически искажают образ Божественного Триединства.

Это в свою очередь не может не оказывать психологического воздействия и на их сознание и на их мистическую жизнь. Психологически это приводит к ослаблению переживания Божественного Собора Лиц Св. Троицы, божественности Сына Божия и Духа Святаго. Не отсюда ли заземлённость католицизма, переживание во Христе преимущественно человеческого начала, в мистической жизни прелесть - путаница благодати с человеческими эмоциями и энергиями и, наконец, погруженность в стихии мира сего, чем далее в истории от момента отделения от православия, тем большее обмирщение.

Теизм католицизма с ослабленным переживанием Божества воплощённого Сына Божия вероятно и объясняет симпатии его и определённую близость к иудаизму. Неслучайно недавно при посещении Римской синагоги Папа Иоанн-Павел II назвал иудеев"старшими братьями".

2. Другим рационалистическим искажением антиномии триединства является утверждение: Троица есть Троица и нет никакой Единицы. В тринитарных спорах это - отрицание единосущия. Еретическая мысль утверждала только подобие Сына Отцу. В результате оказывалось три Бога, подобных друг другу, многобожие.

Сильно переживалось самосущие Ипостасей, но отрицался их единосущный Собор. Отражением этой ереси в экклезиологии явился протестантизм, возстание против единства церковной жизни, единства церковной традиции.

Всё в протестантизме распадается на массу самостоятельных сект. В пределе каждый верующий сам по себе, вне иерархии, вне церковной традиции толкует себе Священное Писание и тем руководствуется в жизни. Каждая личность самосуща и самозамкнута, в светской философии эта интуиция отражена в работах Лейбница о замкнутых монадах. При проекции этой интуиции на отношения с Богом появляется деизм - философия протестантвующего человечества, где Бог - Сам по себе, а человек - сам по себе. В экклезиологии это можно назвать плюралистическим искажением образа Св. Троицы.

3. Наконец, третья возможность искажения антиномии триединства - это отрицание существования самосущих Ипостасей вообще: нет ни Троицы, ни Единицы, а лишь некоторая Божественная природа, монада, которая может проявлять себя то в образе Отца, то Сына, то Духа Святого, но это только личины, а не самосущие Ипостаси. В истории тринитарных споров эта ересь получила название савеллианства.

Нетрудно видеть, что в религиозной жизни такая интуиция отражает как пантеизм, отрицающий личностного Бога, а в наиболее грубой форме как материалистический атеизм. Протестантизм возник не как плюралистичные лютеранство или кальвинизм, но и как мистический пантеизм Томаса Мюнцера в Германии или сходных движений в Англии. Они отрицали вообще все структуры в церкви, иерархию, таинства. Ересь пантеизма или атеизма в духовном бытии человечества, это монистическое (от савеллианской монады) искажение образа Св. Троицы совершенно разрушительно для всякой экклезиологии.

Так исчерпываются принципиально все возможности греховного искажения божественной антиномии "Троица есть Единица", искажения, порождающие тринитарные ереси и их экклезиологические отображения: церковные расколы и разрушение церковности вообще.

Итак, основываясь на догмате о Св. Троице и на церковной традиции, видя в бытии самой Церкви и мира икону Божию, мы приходим к целостной экклезиологической картине. Православная Соборная Церковь есть точная и святая икона Троицы-Единицы, неповреждённое воплощение образа Божия.

Католицизм, протестантизм и пантеизм (или атеизм) суть всё более и более глубокие искажения этого образа в религиозной жизни человечества. Все основные частные отступления от православной веры и жизни в других христианских конфессиях обусловлены искажением в них образа Божия. Впрочем, в ту меру, в которую вера их оставалась неповреждённой, православной, например догматическое исповедание единосущия Св. Троицы, сохраняет и возможность исправления религиозной жизни и воссоединения с Православной Церковью.

Что в споре с Православием могут противопоставить иные христианские исповедания этой экклезиологической картине и вытекающей из неё их духовной оценке? Только свою целостную экклезиологическую картину, а не какие либо частные соображения. Но, будучи православными, мы сознаём, что иная картина, опирающаяся на те же основные догматы веры невозможна, а исходящая из других догматических предпосылок просто будет свидетельствовать о совершенном различии религий, а не о каких-либо экклезиологических разногласиях.

Взирая на образ Св. Троицы и относясь к нему как к высшему критерию правильности экклезиологической жизни, мы можем ясно ориентироваться в вопросе об отношении Православия к иным христианским исповеданиям. Это не только избавляет от ложных экуменических концепций вроде "теории ветвей" или утверждений, что "перегородки между конфессиями не доходят до неба", но и от соблазна дополнить Православие католицизмом или протестантизмом. Это так же невозможно и абсурдно, как дополнение образа Св. Троицы, открытого Церкви, еретическими его искажениями.